Происхождение слова в русском языке
И к нему в своей школьной практике учитель не только часто прибегает сам, но и нередко заставляет обращаться учеников. Естественно, что в классе это, как правило, самый элементарный этимологический разбор, с большими упрощениями и неизбежными неточностями, с опорой почти исключительно на языковое чутье. Однако свою|роль — и большую — он играет, особенно если словообразовательные факты языка (как прошлого, так и настоящего) берутся не сами по себе, а в каких-то утилитарных целях, диктуемых методикой преподавания русского языка как учебного предмета. Как известно, работало словообразованию в школе направлена сейчас в первую очередь на ознакомление учащихся с морфемным составом слов современного русского языка. На уроках, специально посвященных словообразованию, ученики знакомятся также с тем, по каким правилам в русском языке создаются новые слова, какие словообразовательные способы и средства существуют в нем в настоящее время.
Однако работа по словообразованию в школе может носить и несколько иной, по существу прикладной характер. Очень часто слова разбиваются на значимые части не для определения их структуры и способа образования, а для того, чтобы уяснить их правильное написание, или их смысловое значение и стилистические оттенки, или их происхождение и т. д. Такого рода работа проводится не только на уроках русского языка, но и на уроках литературного чтения, где она является частью общей работы по обогащению лексики и повышению культуры речи школьников. Именно в этих случаях дается не только словообразовательный анализ слова, но иногда и анализ этимологический.
Словообразовательный анализ слова вскрывает его строение и место среди других слов современного языка с точки зрения существующей системы русского словообразования. Так как эта система, как составная часть грамматического строя, очень устойчива, то в подавляющем большинстве слов определение их современного словообразовательного характера оказывается в известной мере и установлением их происхождения, т. е. этимологии.
Для слов с активно производящими основами, с продуктивными словообразовательными элементами этимологического анализа часто практически не существует: он совпадает в них с разбором словообразовательным. Например, в таких словах, как норка, кареглазый, резчик, бурный, горнист, выбросить, ледокол, голосистый, садовый, соткать, входить, соавтор, пригорок, уяснение их словообразовательного строения (нор-к(а), кар-е-глаз(ый), рез-чик( ), бур-н(ый), горн-ист( ), вы-брос-и(ть), лед-о-кол( ), голос-ист(ый), сад-ов(ый), со-тк-а(ть), в-ход-и(ть), со-автор( ), при-гор-ок( ) является одновременно и установлением их реального образования.
Это же можно сказать и о всех существительных, содержащих в своем составе суффикс -изн(a) (ср. голубизна, желтизна, крутизна и др.)? которые не только сейчас выделяют этот суффикс, но и являются словами, при помощи его образованными.
Это же свойственно глаголам на —кат, образованным от разнообразных звукоподражательных слов и местоимений (якать, тыкать, тявкать, хихикать, мяукать, аукать, каркать, баюкать, кукарекать, хрюкать и т. п.).
Такое совпадение словообразовательного разбора с этимологическим объясняется тем обстоятельством, что в настоящее время они членятся на части так же, как членились в то время, когда появились в русском языке.
Изменение в морфологическом составе наблюдается не во всех словах и отнюдь не является обязательным для всех слов русского языка.
Вместе с тем, производя анализ морфологического состава слова, следует всегда иметь в виду, что многие слова за время существования в языке изменили свое морфологическое строение. Поэтому, например, нет никакой гарантии, что слова, ныне корневые, непроизводные, ранее не распадались на морфемы, что слова, сейчас каким-либо образом членимые, ранее членились так же. Определение словообразовательных связей, существующих между такого рода словами и другими словами в настоящее время, не будет уже уяснением того, как, от каких слов, при помощи каких способов словопроизводства они возникли.
Для разбора с морфологической точки зрения слов, изменивших по тем или иным причинам свою первоначальную словообразовательную структуру, большую роль приобретает этимологический анализ.
Различие словообразовательного, с одной стороны, и этимологического — с другой, разбора ‘слова можно показать, например, на анализе слов здание, жук, час, смородина, окно, ужин, скрупулезный, халатное (отношение), целовать, посетить и т. д.
Если с точки зрения современных словообразовательных связей все это слова с непроизводной основой (слова целовать, посетить выделяют в основе лишь суффиксы —а-и-и-), то с исторической точки зрения, как показывает этимологический анализ, все они оказываются и разложимыми словами с производными основами, и вместе с тем словами, сохранившими внутреннюю форму слова, т. е. словами, в которых ясен мотив возникновения их как названий предметов объективного мира.
С этимологической точки зрения слово здание предстает перед нами как образование от зьдати „строить» (ср. зодчий „архитектор») при помощи суффикса —нuj(e), слово жук — как производное с суффиксом —к— от звукоподражательного комплекса жу, слова час — как слово, возникшее на базе глагольного корня ча (ср. чаяти „ждать», паче чаяния „сверх ожидания»), осложненного суффиксом —с-.
Этимологический разбор приводит нас к выводу, что такими же производными являются и слова смородина (с суффиксом -ин(а), от слова смородъ „сильный запах»; ср. старославянск, смрадъ), окно (от слова око „глаз», с суффиксом ъно), ужин (первоначальное „полдник», от слова угъ „юг», с суффиксом инъ), скрупулезный (с суффиксом -езн(ый) от слова скрупул — название старинной единицы аптекарского веса, равной 1,24 грамма), халатный (с суффиксом —н-, от слова халат).
Такой разбор позволяет нам вскрыть мотивацию называния и невыделяемые с современной точки зрения морфемы в словах посетить и целовать: посетить оказывается образованием с приставкой по— и корнем —ceм-(ср. древнерусск. „гость»), а целовать — производным от прилагательного „здоровый, невредимый», первоначально обозначавшим не „целовать», а „приветствовать» (ср. современное „здравствуй»).
Необходимость этимологического анализа для выяснения происхождения и действительной картины образования многих слов, существующих в современном русском литературном языке, определяется зачастую не теми изменениями, которым подверглось их словообразовательное строение, а тем, в качестве каких — исконно русских или заимствованных — появляются они (с соответствующим смысловым значением м морфемной структурой) в нашей речи.
В словообразовательной структуре, например, таких слов, как октябрь, дуэль, флигель, флюгер, небоскреб, живопись, (газетная) утка, сотого времени, как они появились в русском языке, никаких изменений не произошло.
Этимологическое рассмотрение этих слов для объяснения их образования и происхождения обусловливается их сторонним, заимствованным характером. Оно показывает, что слова небоскреб и живопись являются словообразовательными кальками (первое — с английского слова skyscraper, второе — с древнегреческого слова zoographia), а слово утка (газетная) представляет собой семантическую кальку с французского слова canard.
Этимологическое рассмотрение дает возможность установить иноязычное происхождение слов: октябрь — из латинского, дуэль — из французского, флигель и флюгер — из немецкого языка. Знакомство с их значением и употреблением в языке-источнике позволяет выяснить и тотробраз который был положен в основу соответствующего названия: октябрь (от octo „восемь») по римскому календарю был восьмым месяцем в году; дуэль (из среднелат. duellum) восходит к латинскому словосочетанию duo bellum и буквально означает „война двух»; слова флигельки флюгер представляют собой трансформацию немецкого слова Flugel в значении „крыло» (от глагола fliegen „летать»).
Производя на практике этимологический разбор слова, не следует забывать, что его никоим образом нельзя смешивать с делением слов на морфемы с точки зрения современных языковых связей и соотношений. Ведь если морфемный анализ дает нам картину морфологического состава рассматриваемого слова в настоящем, то этимологический разбор знакомит нас с его прошлым, иногда весьма отдаленным.
Основное методическое правило, которое вытекает из всего изложенного, сводится к тому, чтобы при ознакомлении учеников с основными понятиями и фактами словообразования современного русского языка брать по возможности исконно русские и этимологически ясные слова, производить только морфемный и словообразовательный разбор. Этимологический же анализ нужно применять лишь в тех случаях, когда он необходим как вспомогательное средство для орфографических, лексических и других целей. Следовательно, этимологический анализ в школе никогда не должен быть самоцелью, он всегда должен быть целенаправленным, обусловленным конкретными задачами, связанным с работой по повышению грамотности, языкового чутья и общей речевой культуры. Кроме того, этимологический разбор всегда должен проводиться учителем лишь в той мере, в какой это доступно ученику соответствующего возраста.
В IV—VII классах следует ограничиваться этимологическим анализом непроизводных или производных слов с морфологически ясной и исторически явно составной словообразовательной структурой.
Так, например, этимология слов азбука и алфавит (соответственно представляющих собой древнерусскую словообразовательную кальку греч. alfabetos и его прямое древнерусское заимствование; первое известно с XIII в., второе — с XV в.) в „облегченном» и методически адаптированном виде может быть дана уже в IV классе. Она и дается в ныне действующем учебнике для IV класса.
То же можно сказать и об этимологии прилагательного оранжевый. Происхождение этого слова как заимствования из французского языка, восходящего к оранж (orange) „апельсин», можно объяснить очень доходчиво, особенно если его сопоставить с синонимическим прилагательным апельсиновый „цвета апельсина» и с односуффиксальным прилагательным сиреневый „цвета сирени» (ср. также оливковый, кремовый, вишневый, малиновый, свинцовый, кумачовый и т. п.).
Уже V-VI классах вполне доступной- учащимся будет этимология существительных понедельник и опахало. Для того чтобы ученики уяснили ее, необходимо сообщить им лишь старые значения слов неделя (которое раньше обозначало „воскресенье — свободный от работы день») и пахать (оно имело ранее значение „махать», врукопашную) и напомнить о значении предлога но „после» (ср. по истечении, по прибытии и т. д.) и суффикса —л(о), образующего слова со значением орудия действия (ср. поддувало от поддувать, белила от белить и т.п.).
Что же касается этимологии и родства слов, например, корова и серна, то, для того чтобы было ясно происхождение и первоначальное словообразовательное строение этих слов, приходится выходить за пределы русского и даже близкородственных славянских языков и привлекать данные по крайней мере из латинскогоизыка. Только сопоставление этих слов (с учетом их фонетических изменений: корова < korva; серна <сьрна <srna со словами латинского языка cornu „рог» , сеrnа, лань») вскрывает их производный с этимологической уточки зрения характер, существование в них когда-то корня kor-/sьr-и выделявшихся суффиксов —υa и —nа-, а также первоначальное их значение, связанное с образом, положенным в основу названия: ,,рогатая», ,,имеющая рога».
Такой этимологический разбор слова, связанный с привлечением не только данных русского языка и его истории, но и фактов близкородственных славянских языков, а в отдельных случаях и других западноевропейских и классических, возможен и целесообразен лишь в специальных кружках и факультативах для учеников средних и старших классов.
Выше, при разграничении словообразовательного и этимологического анализа, уже указывалось, что прежде всего отличает их друг от друга. Этимологический и словообразовательный анализ противопоставлены друг ДРУгУ прежде всего тем, что первый является средством выяснения прошлого в жизни слова, тогда как второй имеет своей целью объяснить его настоящее.
Но разница между ними не только в этом. Словообразовательный и этимологический анализ не соотносительны и резко разнятся между собой объемом своих задач.
Когда слово подвергают словообразовательному анализу, то интересуются лишь его морфологическим строением и составом, но отнюдь не его значением, как таковым, и исконно русским или заимствованным характером.
При разборе со словообразовательной точки зрения слов подгруппа, колоннада, подлодка важно установить, что слово подгруппа делится на приставку под- и непроизводную основу -групп(а) и образовано приставочным способом; что слово колоннада представляет собой суффиксальное образование с помощью -ад(а) от основы -колонн(а); что слово подлодка соотносительно со словосочетанием подводная лодка и осознается как сложение сокращенной основы под- и полной основы -лодк(а) и т. д. В этом случае специально не рассматриваются другие факты, например то, что слово подгруппа является исконно русским, слово колоннада — заимствованным из греческого языка, а слово подлодка — калькой с французского слова. (из лат. submarine).
Что касается значений слов, то их в данном случае не анализируют, а из них исходят при установлении семантико-словообразовательных связей с другими словами. Предметом словообразовательного анализа оказывается лишь современная морфологическая структура слова.
Этимологический анализ слова не ограничивается определением того, как слово делилось раньше, каким способом и на базе каких слов оно образовано. Его задачи оказываются гораздо более разнообразными и соответственно более сложными.
Конкретно в задачи этимологического анализа слова входит: 1) определение исконного или заимствованного характера слова (с данным значением и структурой),
2) выяснение образа (представления), положенного в основу слова как названия предмета действительности,
3) установление того, когда слово появилось в языке и как, на базе чего и с помощью какого способа словообразования оно возникло, 4) реконструкция его праформы и старого значения.
При выяснении этимологии слова прежде всего важно установить его происхождение: является ли данное слово исконно русским или же оно заимствовано из какого-либо языка. Здесь существенно четкое разграничение: 1) иноязычных слов и слов, возникших на их основе в русском языке, 2) происхождения морфем, составляющих слово, и самого слова, 3) одинаковых по структуре и значению слов разных языков и словообразовательных и семантических калек и 4) языка-передатчика и языка-источника.
Нельзя считать, например, заимствованными слова ехида, спец, нигилист (или такие, как чайник, соавтор, школьный, якшаться, известняк и т. п., имеющие русские словообразовательные элементы). Несмотря на их иноязычные корни, они являются словами русского языка: слово ехида возникло в результате усложнения основы на базе греч. echidna (от непроизводной основы -ехидн отпочковался суффикс -н- по аналогии со словами голодна, свободна и т. д.); слово спец появилось в советскую эпоху как сокращение слова специалист (франц. specia-liste); слово нигилист — как образование от лат. nihil „ничто», впервые в статье Надеждина „Сонмище нигилистов» в первой трети XIX в. В других языках мы можем встретить эти слова лишь как заимствованные из русского языка.
Определяя источник иноязычного слова, надо четко отличать происхождение частей того или иного слова от реального возникновения этого слова в языке при назывании явлений действительности.
Неправильно, например, было бы, учитывая греческое происхождение частей слов утопия и телефон, относить их к заимствованиям из греческого языка, потому лто как слова они возникли в английском языке: слово утопия — неологизм Томаса Мора (XV—XVI вв.), слово телефон появилось в конце XIX в.
Требуется четко различать кальки и слова, возникшие как од неструктурные и синонимические в разных языках совершенно самостоятельно (ср., например, слова выход и Ausgang как аналогичные образования от глаголов выходить и ausgehen). Для того чтобы слово отнести к калькам, необходимо иметь совершенно определенные факты, говорящие о том, что его структура или значение воспроизводит соответствующий факт иноязычного слова.
Наконец, при определении, из какого именно языка пришло в русский язык то или иное слово, обязательно следует учитывать, что слова попадают в нашу речь часто не непосредственно из того языка, в котором они возникли, а через какой-либо другой или другие языки.
В ряде случаев при этом в языке-передатчике происходит такая трансформация звуковой оболочки, значения и структуры слова, что в русском языке его приходится уже считать заимствованным не из языка-источника, а из того языка, из которого слово в наш язык поступило.
Было бы совершенно неверным, например, считать, что слово бронх является заимствованием из латинского языка, а слово рынок — из немецкого. С тем звучанием и значением, которое им свойственно, они характерны соответственно французскому и польскому языкам и в русском языке должны определяться: бронх как галлицизм, а рынок как полонизм. Другое дело, что во французском языке слово bronche является заимствованием из латинского языка, а в польском языке слово rynek не что иное, как переработка немецкого слова Ring.
Второй задачей этимологического разбора слова (с которой связаны и две остальные) является определение образа, который был положен в основу слова как названия. Почему данный предмет объективной действительности назван именно так, а не как-либо иначе? Таков вопрос, который возникает в данном случае. Ответ на него очень часто является одновременно ответом на вопрос, от какого слова было образовано анализируемое слово.
Название первоначально при своем возникновении всегда является мотивированным. Называя тот или иной предмет объективной действительности люди используют названия других предметов или явлений, в том или ином отношении с ним связанных или соотносительных. Вещи й явления в результате этого начинают называться по тому признаку, иногда весьма несущественному, который казался достаточно характерным для того, чтобы отличить их от других.
Таким бросающимся в глаза признаком, по которому предмет или явление получает свое название, может быть форма, цвет, функция, размер, сходство с чем-либо и другие внешние и внутренние свойства. Кольцо, например, получило свое название по форме (коло „круг»; ср. около), желток, (яйца) — по цвету, мыло — по функции, окно щ по сходству (от око) и т. д.
Образ, положенный в основу названия, и оформляющие его словообразовательные элементы составляют лишь основу того значения, которое закрепляется потом за словом в результате длительной традиции употребления. Признак, положенный в основу названия данного предмета, может характеризовать не только его, но и другие явления объективного мира. Кроме того, он всегда является весьма общим и неопределенным. Реальное значение слова, напротив, конкретно и индивидуально. Поэтому очень часто ясного представления о действительном значении слова образ, положенный в основу названия, не дает.
Например, понимание образа в болгарских словах черница, ветрило, птичка не приводит нас к знанию их фактического значения (черница „тутовое дерево», „ягода этого дерева»,ветрило „веер», „бумажный змей», птичка „воробей»).
Ясное представление образа в русских диалектных словах голянка и зеленец не дает все же возможности твердо сказать не зная соответствующего говора, что они называют (голянка „особого типа рукавица», зеленец в разных диалектах — „свежий веник», „незрелая ягода», „островок, поросший камышом или ивняком», и т. д.).
Напротив, «нередко бывает, что во многих хорошо знакомых нам словах образ уже не ощущается, так как в результате изменений значения звучания и структуры слова он очень часто стирается и мотивированность названия исчезает. В ряде случаев это приводит к возникновению в языке таких словосочетаний, которые с эти-
мологической точки зрения как бы противоречат логике, или объединяя совершенно различные вещи (розовое белье), или тавтологически повторяя одно и то же (торная дорога, силосные ямы , тор ,,дорога» , ср. чешек, tor „дорога» , силос — из испанского языка, silos буквально „ямы»).
Все слова с непроизводными основами и некоторые производные функционируют в языке как чисто условные и немотивированные обозначения. Первоначальные представления, образы, положенные в основу, например, таких слов, как комната, долото, курица, забота, греча, зеркало, яровые, в настоящее время совершенно исчезли, и слова предстают перед нами как условные названия.
Этимологический анализ восстанавливает забытое говорящими. Оказывается, комната названа была так потому, что первоначально это было помещение с камином (лат, caminata). В основу слова долото был положен глагол долбить (долото из dolbto „орудие для выдалбливания»). Слово курица оказывается производным от слова кур (ср.: как кур во щи), для обозначения особи женского пола. Кур, т.е. петух, получил название звукоподражательного характера (по крику кукареку). Забота (ср. севернорусск. зобота) осознается как образование от глагола зобать „есть». Греча получила наименование по происхождению «(из Греции), яровые — по времени (от исчезнувшего в русском языке слова яро „весна», ср. ярка, поярок, Ярило и др.), зеркало (старое — зерцало) — по функции (как орудие для „созерцания», видения, ср. глагол созерцать).
Для восстановления признака, ставшего основой названия, важнее всего определить то слово, которое послужило базой для образования анализируемого. Тем самым его определение в известной степени ведет к выяснению того, как данное слово было образовано.
При выяснении этого чрезвычайно важного вопроса этимологический разбор слова должен привести нас к реконструкции наиболее древней, насколько это возможно, структуры слова, к определению конкретного слова, на основе которого разбираемое слово образовано, наконец, к установлению действительного способа его образования.
Разбирая слова с этой точки зрения, следует учитывать прежде всего историчность их звучания, структуры и значения, в первую очередь процессы опрощения, переразложения и усложнения основы, а также факты тесного слияния морфем в слове. Совершенно необходимо возникающие на основе всестороннего анализа выводы проверять данными словарей как современного русского литературного языка, так и древнерусского, диалектных словарей и словарей других языков.
Анализируя способы образования того или иного слова, важно четко отграничивать их один от другого. Будет неверным, например, утверждение, что слова вожатый и закусочная образовались путем превращения соответствующих имен прилагательных в существительные.
На поверку оказывается, что слово вожатый никогда не было прилагательным (обращает особое внимание на себя уже его структура: суффикс -am- следует за глагольной основой и не имеет присущего ему значения), напротив, это существительное с суффиксом —атай (ср. у Пушкина: Но я молю тебя, поклонник верный твой, Будь мне вожатаем), подвергшееся влиянию имен прилагательных на —ый. Результатом было переразложение основы в пользу окончания, образование на месте суффикса —атай суффикса —am— и включение слова в систему склонения имен прилагательных.
Что же касается существительного закусочная, то оно тоже никогда не было прилагательным, а создано по модели прилагательных, действительно превратившихся в существительные женского рода, обозначающие то или иное помещение (гостиная < гостиная комната, прихожая < прихожая комната и т. д.; определение „перетянуло» на себя значение всего сочетания, определяемое существительное исчезло). Слово закусочная никакого существительного в таком значении не определяло.
Неправильно будет отнесение к прилагательным, перешедшим в существительные, такого слова, как вселенная, к причастиям, перешедшим в прилагательные, такого слова, как рассеянный (человек): оба слова являются кальками с соответствующих греческого и французского слов oikoumene и distrait.
Мы совершим ошибку, если современные словообразовательные соотношения между словами жилище — жить отождествим с реальным образованием первого слова с помощью суффикса -лищ(е). Как указывает устаревшее слово жило (ср. Почему ты думаешь, что жило недалече? у Пушкина в „Капитанской дочке»), слово жилище образовано посредством суффикса ищ(е) Определяя старую структуру слова и его производящую основу, следует учитывать все те изменения, которые возможны в слове.
Чтобы стала несомненным фактом связь слова набалдашник с исчезнувшим словом балдак „эфес, рукоятка», займет во ванным из тюркских языков, необходимо иметь в виду фонетические изменения в слове, именно закрепление на письме произношения чн, как шн (ср. Столешников переулок, Свешников и т. д.).
При восстановлении картины образования слова разинуть нельзя будет не принимать во внимание изменений в структуре слова, связанных с тесным слиянием приставки раз— корня который, в частности, мы находим в глаголе зиять.
Естественно, что очень часто для определения первоначальной составной структуры корневых слов приходится прибегать сопоставлению данных русского языка с фактами других языков. Так, отглагольное происхождение слова рука (из ronka) проясняется лишь при учете родственных литовских слов: существительного ranka „рука» и глагола renku „собираю»; образование слова крупа с помощью суффикса п (а) — при сопоставлении его с родственным ему греческим словом kruo (ударяю) и т. д.
Так как значение слова в процессе употребления в языке с течением времени может меняться и во многих словах сейчас совершенно другое, нежели раньше, то этимологический анализ слова включает в себя также и определение наиболее древнего значения, которое возможно установить на основании существующих языковых фактов и их взаимоотношений.
Такое определение старого (иногда чрезвычайно давнего) значения того или иного слова осуществляется, как правило, при помощи сравнительного анализа данный древнерусского и других —славянских и прочих индоевропейских — языков. Однако в ряде случаев необходимо также и всестороннее рассмотрение фактов, бытующих в системе современного русского языка (как литературного, так и диалектов). Так как такого рода факты привлекаются в этимологической практике довольно редко, а именно они являются наиболее доступными для школьников, то прежде всего остановимся на них.
На старое значение слова, потребляющегося в настоящее время с иным значением, могут указывать 1) значения производных слов и 2) фразеологические обороты, включающие в свой состав анализируемое слово. Использование при этимологическом разборе производных слов оказывается возможным потому, что эти слова были образованы на базе слов с ныне исчезнувшими значениями. Использование с этими же целями фразеологических оборотов связано с тем, что в ряде устойчивых выражений сохраняются не только устаревшие, ныне не употребляющиеся отдельно слова, но и старые-значения таких слов, которые с другими значениями еще и сейчас входят в активный словарный запас. Разберем на конкретных примерах эти два источника отдельно.
Значения производных слов могут быть использованы для уяснения старого значения слова, от которого они были образованы, только в том случае, если они имеют прозрачную морфологическую структуру и если имеющимся в них словообразовательным элементам свойственно четкое, закрепленное за ними значение. Привлекаемые слова подвергаются в таком случае обязательно морфологическому разбору с исторической точки зрения.
Возьмем к примеру такое слово, как богатый. С современной точки зрения оно предстает перед нами как слово с непроизводной основой, несоотносительное co словом бог. Однако этимологически по своему строению оно явно составное, и суффикс-am-в нем вычленяется совершенно свободно. Суффикс —am— (ср. рогатый, крылатый, бородатый и т. д.), как известно, имеет значение „обладающий чем-либо». Исходя из этого, мы видим, что корню бог- в слове богатый свойственно иное значение, чем слову бог. Учитывая общее значение слова богатый „обладающий большим имуществом, богатством» и как бы вычитая из него значение суффикса —aт— „обладающий чем-либо, что обозначено корнем», можно прийти к выводу, что корень бог- в нем имеет значение „богатство», „большое имущество» и т.д. Этот корень в слове богатый лишен религиозной окраски и имеет старое конкретно-бытовое содержание. Отсюда можно сделать заключение, что когда-то (до появления на Руси христианства) слово богъ имело значение „богатство», ,,большое имущество», и именно от него (в такой значении) было образовано слово богатый, в отличие, скажем, от слов богиня, богомолье и т. д., возникших на базе слова бог в сравнительно новом, религиозном значении. О тому что этот вывод правилен, свидетельствует наличие других слов с данным корнем (ср. убогий „крайне бедный», приставка у здесь имеет значение отрицания), а также факты других индоевропейских языков.
То же можно отметить и для слов грех, господь, первоначально не имевших в русском языке религиозных значений (они были заимствованы из старославянского языка). Старые значения этих слое сохраняются в словах огрех, господин, господство и др.
Слова краснобай, красноречие указывают на старое, когда-то бывшее у слова красный значение „хороший», „красивый» (ср. краснозем, краснокожий, раскраснеться и т. п., образованные уже от слова красный как обозначения цвета).
Слова черепок, Черепанов (ср. диал. черепан „гончар, горшечник») отражают старое значение слова череп — „глиняная посудина, горшок, плошка».
Слова непогода, погожий, беспутный свидетельствуют о старых „положительных» значениях слов погода и путь (слово погода обозначало ранее только хорошую погоду, слово путь — только хорошую дорогу).
Слово пятиалтынный своим значением точно определяет для нас значение слова алтын „три копейки», ныне существующего лишь в пословице Не было ни гроша, да вдруг алтын.
Слово сад-виноград своей структурой и семантикой „выдает» нам старое значение существительного виноград, обозначавшего ранее „сад», „виноградник», Ведь по своему характеру это сложносоставное образование принадлежит к разряду словесных производных, возникших в результате объединения синонимов того же типа, что и друг-приятель, путь-дорога, сила-моченька, грусть-тоска и т. д. Слова разглагольствовать и наречие дают возможность ясно представить старые, ныне исчезнувшие значении слов глагол и речь : нетерминологическое значение ,,cлово» у слова глагол и терминологическое значение ,,глагол» у слова речь (наречие — словообразовательная калька греч, epirrema, т. е. „пригдаголие»).
Слова средний и бремя сохраняют прежние значения слов среда („середина»; средний „находящийся в середине») и брать („нести», ср. подобное значение в латинском слове fero, греческое слово phero и т. д.).
О старых значениях ряда перечисленных выше слов говорят также и некоторые фразеологические обороты, имеющие эти слова в качестве одного из своих членов (ср. с грехом пополам, на миру и смерть красна, плошки да черепки — те же горшки и т. д.).
О старых, иных, нежели свойственных им сейчас, значениях слов неверный „неверующий», жир „богатство», талант „монета», горб „спина», стопа „шаг» говорят такие фразеологические выражения, как с жиру беситься, зарыть талант в землю, гнуть горб перед кем-нибудь (слово спина укрепляется в русском языке как заимствование из польского в XVI в.), Фома неверный, пойти по стопам и т.д.
Производные слова говорят не только о старых значениях употребляющихся в настоящее время слов, но и о существовании слов, сейчас уже в русском языке неизвестных. Очень часто один этимологический анализ слова, без привлечения других данных, приводит к знакомству с устаревшими словами. Так, простой этимологический разбор слов персидский, беличий, подаяние, утлый, одеяло указывает на исчезнувшие из употребления слова Персида (старое название Персии), белица (старое название белки), подаять („подавать»), тло („дно», ср. дотла), одеять („одевать») и т. д.
В целях установления старого значения важно также привлекать лексические данные русских диалектов, сохраняющих в отдельных случаях очень древние языковые факты. Так, например, старое значение слова полено „расколотое надвое» (от пол „половина») вскрывается при сопоставлении его с диалектным словом полоть „разрубать, раскалывать надвое». Собственное имя Шульга раскрывается в своем первоначальном нарицательном значении при сравнении его с диалектным нарицательным шульга „левша» и т. д.
Вопросы, на которых мы остановились, вовсе не исчерпывают, конечно, всех тех проблем, которые к этимологии относятся. В частности, почти не затрагивалось использование в этимологическом анализе сравнительно-исторического метода, проблемы архетипов, праформ, калькирования, далекой реконструкции звучаний и т. д.
Статья на тему Происхождение слова