Антитеза имени и глагола как структурная особенность многих языков была осознана еще в античной философии и лингвистике. Платон, Аристотель, Аполлоний Дискол, Донат учили об имени и глаголе как о двух главных частях речи. Эта теория была воспринята русской грамматикой еще в XVIII в. На этой почве сложилось своеобразное учение о глаголе как о центральной категории языка, присвоившей себе основные формы и функции других грамматических категорий и создавшей свои особые «колонии» в области всех главных частей речи (кроме имен числительных и местоимений). Так, Павский, считая глагол «словом по преимуществу» и находя в нем «изображение мыслей» (в отличие от «изображения понятий», присущего именам), различал в категории глагола четыре типа слов: «а) глагол в полном виде; б) глагол в виде имени существительного — неопределенное наклонение; в) глагол в виде имени прилагательного — причастие; г) глагол в виде наречия — деепричастие». С этой точки зрения открывались два грамматических пути.
Прежде всего представлялось возможным выделить из глагола группу форм, наиболее далекую по своему строю от имен (личные формы: вижу, видишь и т. д.), и объявить их особым грамматическим классом. В этом случае все остальные глагольные формы отходили к другим частям речи. Они рассматривались как особая система отглагольных словообразовательных категорий. По этому пути и пошла фортунатовская школа. Она даже упразднила было понятие глагола в области морфологии. Она разбила систему форм глагола на отдельные грамматические группы, отнеся причастия и формы прошедшего времени на —л к родовым словам, признав инфинитив особым грамматическим классом. Из круга глагольных форм на первый план выступили «личные слова» (т. е. формы спряжения, изменяющиеся по лицам).
Но — по естественной диалектике научного поведения — одна крайность порождает другую, ей противоположную. Упраздненный в морфологии, глагол со всей своей системой форм вида, залога, времени, наклонения и лица (включая сюда и инфинитив), со всеми своеобразиями своего управления возрождается у тех же лингвистов в синтаксисе. В конце концов, без «глагольного слова» не могли совсем обойтись и ученики Фортунатова. Сначала они допускали понятие глагола лишь в синтаксисе. Так, друг против друга — в морфологии и синтаксисе — оказались две странные картины. На одной — морфологической — в разных грамматических клетках, как разные «грамматические слова», размещались такие формы: 1) личные: читаю, -ешь, -ет, -ем, -ете, -ют; читай,-те; 2) родовые: читал; ср.: читал бы; читающий, читавший, читанный, читаемый; 3) инфинитив: питать; 4) деепричастие: читая, читавши (прочитавши). Правда, более осторожные грамматисты и тут соединяли формы: я читал — я лежал и я читал бы — я лежал бы (т. е. формы прошедшего времени и условно-сослагательного наклонения на -л) — с личными, спрягаемыми словами (читаю и т. п.) в систему спряжения одного и того же слова. На другой картине, отнесенной к синтаксису,-выступала — под названием «глагольного слова» — такая многочисленная, но грамматически объединенная группа форм: читаю, читай, я читал, я читал бы, читать, читая, читающий, читавший, ср., читаемый, читанный. «Можно было бы,-пишет А. М. Пешковский, — назвать эту группу «глагольным словом», но есть опасность, что в нее прокрадутся тогда и такие «глагольные» слова, как облезлый, четкий, спешный, спешка, писание, битва и т. д.».
Объединялись ли этими грамматистами под термином «глагол», или «глагольное слово», только одни глагольные формы или сюда же относились и все отглагольные образования (типа учитель, ученье, чтение, читатель, читаемость и т. п.) — от этого дело не менялось. И в том и в другом случае под любым глаголом (или «глагольным словом») понималась группа родственных слов, а не одно слово, взятое в совокупности его форм. Впрочем, в последнее время все представители фортунатовской школы постепенно вернулись к признанию глагола самостоятельной грамматической категорией. Глаголу были возвращены все права и в морфологии. Оказалось, что другой путь изучения русского глагола шире и надежнее.
Этот второй путь был намечен еще Ломоносовым, Востоковым, Буслаевым, К. С. Аксаковым и проторен А. А. Потебней. А. А. Потебня, опираясь на взгляды В. Гумбольдта и Штейнталя, создал своеобразную философию глагольности, являющуюся опорой его учения об исторической эволюции основных категорий языка и мышления. Глагол, по Потебне, — это высшая, наиболее отвлеченная, наиболее конструктивная и прогрессирующая категория языка. С организацией глагола был связан переход от древнего именного строя предложения к глагольному.
В своей эволюции глагол все более и более развивает энергию отвлеченности. Обозначая действие, процесс, он выделяется из синкретизма первобытного слова уже после имени существительного и прилагательного и, пройдя через стадию причастий и инфинитива, формы, промежуточной между именем существительным и глаголом, обрастает категориями лица, вида, времени, наклонения и залога. Дальнейшая история глагола — история вытеснения им имен с основных грамматических позиций, история оглаголивания других категорий, история роста глагольных типов предложения за счет номинативных, именных. Категория действия, процесса, силы, энергии все более ограничивает сферу именных категорий. Она содействует логической концентрации речи, устраняя раздробленность элементов предложения. Ведь именное предложение в эпоху господства имени, в эпоху господства категории существительности, субстанциальности было лишено надлежащей связности и единства. Таким образом, но Потебне, процесс усиления глагола, роста его грамматического влияния сопровождается распространением глагольной энергии на те группы слов, которые прежде примыкали к имени существительному как антиподу и антагонисту глагола (ср. историю кратких форм имени прилагательного).
Теория Потебни, утверждавшая главенство глагола в системе частей речи, видела в развитии языка процесс непрерывного оглаголивания. Эта теория в применении к русскому языку была принята Овсянико-Куликовским, поддерживалась проф. Пешковским и в той или иной форме оказала громадное влияние и на современную грамматическую традицию и на ходячие стилистические оценки и приемы синтаксического и лексико-морфологического анализа.
Между тем эта теория, особенно в ее одностороннем развитии, противоречит самым простым и очевидным фактам современного русского языка. Прежде всего бросается в глаза не только глубокое взаимодействие между категориями имени и глагола, но и широкое развитие отыменных форм в самой системе русского глагола. Кроме заимствованных слов на -тировать, -ировать, -овать, кроме разряда глаголов с суффиксом моментальности -ну-(-ану-) и производных видовых форм на -ывать, -ивать, кроме отглагольных приставочных образований (лить — залить, налить, влить, вылить, долить, полить, пролить, перелить, слить, облить, разлить), все остальные глагольные группы живут и пополняются преимущественно отыменными’ образованиями (сапожничать, бездельничать, белить, седеть, горевать и т. п.).
Именные основы все шире и шире вливаются в область глагола и производят в ней резкие изменения. Их влияние отчасти сказалось на вытеснении и резком сокращении форм так называемого «многократного» вида, а также вообще на ослаблении значений и оттенков кратности. В непереходных отыменных глаголах суживается сфера употребления приставок (например, светлеть только с приставкой по-: посветлеть; краснеть — покраснеть и раскраснеться; хорошеть — похорошеть; свирепеть — освирепеть и рассвирепеть и т. п.) и ограничивается разнообразие видовых оттенков. Причастия настоящего времени действительного залога и страдательные причастия при наличии благоприятных условий все более и более освобождаются от элементов глагольности и развивают качественные значения (ср.: растерянный вид, убитая физиономия, истасканное лицо, недосягаемая высота, раздражающее впечатление и т. п.).
Страдательные формы спряжения, сложившиеся на основе нечленных причастий (типа накрыт, был накрыт, будет сказано), все сильнее вовлекаются в категорию состояния и теряют залоговый оттенок пассивности. Они становятся выражением безобъектного состояния. Залоговые значения страдательности в них поддерживаются аналитически — присоединением формы творительного падежа для обозначения производителя или орудия действия (ср., например: взволнован, угнетен, забит и т. п.), а также — соотносительностью с активными, действительными оборотами. Рост качественных значений в страдательных формах причастий несомненен. Семантико-грамматический параллелизм их с активными глагольными оборотами все более и более нарушается. Во всем своем объеме эта картина взаимодействия глагола с другими категориями может раскрыться только после анализа всех грамматических форм глагола. Ясно лишь одно, что борьба разных грамматических классов в современном русском языке вовсе не отражает абсолютного перевеса глагола.
Учение о первенстве глагола среди знаменательных частей речи покоится на убеждении, что предикативность — основной признак предложения и что предикативность является синонимом глагольности. Между тем вопрос о предикативности как синтаксической категории — вопрос спорный и еще недостаточно разъясненный. Вопрос о структуре глагольного слова необходимо разрешать не руководствуясь предвзятыми идеалистическими теориями (как Потебня) и не увлекаясь логической прямолинейностью классификационной схемы, механически кромсающей живую ткань языка (как ученики Фортунатова).
Семантическая структура глагола более емка и гибка, чем всех других грамматических категорий. Это свойство глагола зависит от особенностей грамматического строя глагола. В глаголе префиксы играют большую роль, чем суффиксы. Еще проф. Н. В. Крушевский отметил в употреблении глагольных приставок «тот же принцип сочетания, что в языках агглютинационных». На формах суффиксальной агглютинации (на прицепке -ся, -сь) основана система «залогового» словопроизводства глагола. Таким образом, в системе русского глагола флексивный строй осложнен агглютинативным построением отдельных форм. Кроме того, в глагольном словоизменении есть и аналитические составные формы (формы будущего несовершенного, формы сослагательного наклонения и т. п.). Этому сложному, гибридному строю русского глагола соответствует лексическое своеобразие глагольного слова. Например, в глаголах занести или зайти различия основных значений и их многообразие обусловлены многозначностью приставки за—
Еще ярче эта смысловая емкость, как бы уплотненность структура глагола, выступает в сопоставлении трех омонимов занимать и пяти омонимов заниматься.
I. Один из глаголов занимать соотносителен с словами заем, взаймы и имеет значение: брать взаймы. Сюда же притягивается по контрасту областное значение
слова занимать: давать взаймы. Ср. у Гоголя в «Мертвых душах»: «И все оттого,
что не задаю обедов и не занимаю им денег».
II. Другой глагол занимать выделяется своей морфологической недостаточностью (безличная форма) и узостью фразеологических связей. Он представляет собою потенциальное слово, так как встречается лишь в обособленном фразеологическом
сочетании: Дух занимает (разг.) — чувствуется стеснение в груди, перерыв дыхания.
III. Напротив, в третьем омониме занимать, богатом значениями и оттенками, намечаются сложные семантические деления. Прежде всего выстраивается такой ряд значений:
1. что. Заполнять собой какое-нибудь пространство, место, помещаясь где-нибудь: Комод занимал большую часть комнаты. Занимать выгодную позицию. Располагаться, помещаясь на каком-нибудь пространстве; жить, помещаясь на каком-нибудь пространстве: Занимать квартиру из трех комнат. Занимать ложу во втором ярусе. Переносно: заполнять собой какой-нибудь промежуток времени: Правка корректур занимала у него весь день.
2. что. Временно брать в свое пользование, временно пользоваться чем-нибудь для каких-нибудь надобностей (так, что на это время предмет становится недоступным для других): Занимать стол для чертежных работ.
3. что. Закреплять за собой какое-нибудь место (в очереди, в зрительном зале, в многолюдном собрании, где места заранее не распределены между присутствующими): Занимать стул для знакомой. Занимать место в очереди.
4. что. Замещать какую-нибудь должность, служить в какой-нибудь должности (употребляется в сочетании со словами пост, должность, место, положение): Занимать высокое положение.
5. что. Овладевать, захватывать вооруженной силой (какую-нибудь территорию, город): Неприятель занимал город за городом.
6. что. Переносно: заполнять собой, всецело поглощать (о мыслях, чувствах, воображении): Мое воображение занимала мысль о новом изобретении.
Тут, в этом последнем значении, последовательность смыслового развертывания слова занимать несколько нарушается. Тут еще заметно сильное притяжение к другим основным значениям. Но семантический скачок ощутителен. Смысловой перенос в сферу актов духовной жизни слишком отвлечен от конкретных, основных значений глагола занимать. Дальнейшая цепь оттенков этого (6) значения, воспринятых из западноевропейских языков (преимущественно из французского), обладает большой центробежной силой. Эти значения и оттенки склонны выделиться в особое слово. Эти оттенки следующие: а) занимать кого, что. Интересовать, привлекать внимание, волновать: Меня очень занимают эти мысли; б) не давать скучать, развлекать: занимать гостей. К этим оттенкам отчасти примыкает новое «каузативное» (7) значение глагола занимать: давать кому-нибудь какое-нибудь занятие, заставлять кого-нибудь что-нибудь делать, например: занимать нового служащего какой-нибудь работой, занимать чем-нибудь детей. Это значение соотносительно с таким значением глагола заниматься: что-нибудь делать, быть занятым чем-нибудь; выполнять какую-нибудь работу, составляющую предмет постоянной деятельности.
Таким образом, в глаголе занимать обнаруживается склонность к распадению на два омонима. Однако это распадение задерживается и отчасти преодолевается однородностью форм, способностью глагола совмещать множество разошедшихся значений, семантической сложностью глагольного слова.
Сходные черты и явления можно наблюдать в соотносительных формах пяти омонимических глаголов заниматься.
I. Заниматься — форма средне-страдательного залога к занимать: Деньги мной занимались всегда на очень короткий срок.
II. Омоним заниматься соотносителен с глаголом занимать. Дух, дыхание занимается — чувствуется стеснение в груди, остановка дыхания.
III. Третье слово заниматься тоже небогато значениями: 1. Об огне: разгораться (в книжной и областной речи: пожар занимается). 2. Переносно: брезжить, загораться, появляться над горизонтом (о заре, утре, дневном свете).
IV. Четвертый омоним заниматься имеет такие значения:
1. чем. Что-нибудь делать, быть занятым чем-нибудь в данную минуту: Заниматься туалетом. Заниматься упаковкой вещей. Выполнять какую-нибудь работу, составляющую предмет постоянной деятельности: Заниматься хозяйством, наукой, торговлей, музыкой. В пределах своей специальности работать над каким-нибудь отдельным вопросом: Заниматься историей средних веков.
2. без дополнения. Работать (об умственном труде, преимущественно научном): Сегодня у нас в учреждении не занимаются. Заниматься всю ночь. Учиться, готовить уроки (с оттенком устарелости): Заниматься в университете.
3. с кем — с чем. Учить, руководить чьим-нибудь обучением (пед. арго): Заниматься с учениками.
4. кем — чем или с кем — с чем. Избирать кого-нибудь предметом своего внимания, оказывать кому-нибудь особое внимание, развлекать, любезничая: Заниматься детьми.
Легко видеть, что в заниматься выступают на передний план именно те значения, которые в глаголе занимать склонны выделиться в особое слово.
Формы страдательного залога ко всем значениям глагола занимать, кроме 6-го и 7-го значений, явно обособляются в самостоятельное слово — пятый омоним заниматься. Ср. Город занимается войсками с бою.
Различия слов-омонимов, а также семантические разрывы между разными значениями глагола занимать отражаются и в строе производных слов. Так, обособляющиеся в особое слово 6-е и 7-е значения глагола занимать порождают группу производных слов: занимательность (повествования); занимательный (возбуждающий интерес, внимание: занимательный рассказ, занимательный человек); занятность, занятный (забавный, интересный, возбуждающий любопытство: занятный человек, занятная книжка); занятой (лишенный досуга, свободного времени вследствие множества дел, работы: занятой человек); занятость (ср. занятый: быть очень занятым, быть занятым только собой). Смысловая определенность и замкнутость этого гнезда слов является новым доказательством того, что переносные, отвлеченные значения глагола занимать склонны выделиться в самостоятельное слово.
Точно так же различия в значениях глаголов занимать, заниматься и заниматься отражаются в двух омонимах, в двух отглагольных существительных — занятие:
I. Занятие — действие по глаголу занять — занимать в 3, 4 и 5-х значениях: Занятие неприятельского города войсками. Занятие должности.
II. Омоним занятие имеет гораздо более широкое значение: 1) преимущественно во множественном числе. Действие по глаголу заниматься во всех значениях, кроме 4-го: Занятия по хозяйству. Занятия по канцелярии. Занятия в вузах начинаются с сентября. Занятия с учениками; 2) в единственном и множественном числе. Труд, работа, дело, ремесло: Выбрать себе занятие по вкусу. Род занятий; 3) только в единственном числе. Времяпрепровождение (в разговорной речи): «Удивительно приятное занятие лежать на спине в лесу и глядеть вверх» (Тургенев).
На этих примерах рельефно выступает семантическая сложность глагола с его видовыми и залоговыми вариациями, огромная роль приставок в развитии системы его значений и развитая омонимичность производных глаголов.
Многозначность глагольного слова усиливается разнообразием живых значений приставок, сложным взаимодействием их с значениями слов, различиями в морфологическом составе и морфологической делимости производных омонимов. В глаголе способы объединения и дифференциации значений разнообразнее, чем в именах. Даже глаголы-омонимы при благоприятных условиях легче сливаются в одно слово. Тенденция к слиянию омонимов в одно глагольное слово ярко выражена в слове заполонить. Есть два таких глагола-омонима.
Одно слово заполонить значит: переполнить, занять целиком все пространств», наводнить: Толпа заполонила всю улицу, все выходы и входы. Это слово связывается с формой прилагательного полон (т. е. полный). Однако с глаголом заполнить глагол заполонить семантически не сливается. Омоним заполонить (от полон — плен) значит: завладеть, подчинить своему влиянию, обаянию (книжн., устар., поэт.): Заполонить всю душу. Красавица всех заполонила. Внутренняя форма здесь — полон, т. е. плен (ср. пленить). Ср. у Достоевского в «Подростке»: «Что ты, старик, об уме моем говоришь, а может, ум мой меня же заполонил, а не я его остепенил» (слова Макара Долгорукого).
Однако оба эти слова в современной системе лексики тесно прилегают одно к другому. Они, во всяком случае, уже не образуют вполне обособленных и резко разграниченных лексем.
Богатство значений глагола обусловлено также многообразием его синтаксических возможностей, его конструктивной, организующей силой. Например, разные значения глагола состоять связаны с различием его объектных связей: 1) состоять из кого, из чего; 2) состоять в ком, в чем; 3) состоять кем, чем; 4) состоять на чем (состоять на военной службе); 5) состоять при ком, при чем. Точно так же глагол дуть в непереходном значении (дул холодный северо-восточный ветер; дует из всех щелей), в сочетании с предлогами в и на (дуть на горячий чай, дуть в трубу), с винительным падежом вещного прямого объекта (в профессиональном значении: дуть бутылки — изготовлять из стекла, выпуская ртом струю воздуха; в вульгарном просторечии: дуть воду — пить в большом количестве), с винительным падежом одушевленного объекта (прост, дуть кого-нибудь в значении: бить), в связи с различиями синтаксического употребления выражает разные значения.
Статья на тему Глагол